Публикуем рассказ горника и альпиниста, ученого и геолога, бродяги и фотографа Григория Лучанского.

ТЫкай меня, пожалуйста.

Случилась эта история давно. И случилась она в горах. Я был молодым горным инструктором на учебно-спортивных сборах. Мы отрабатывали приемы индивидуального спуска на фирновом склоне.

Фирн, кто не знает, это когда уже не снег, но еще не лед, некое среднее состояние. Преодолевать крутые склоны, покрытые глубоким снегом физически очень трудно, а такие же склоны, покрытые льдом - технически сложно, а фирн - это тоже самое, что для горожанина асфальт. Итак, мы отрабатывали на фирновом склоне спуск в кошках и с ледорубом. Кошки - это не домашние животные, а вид альпинистского снаряжения, напоминает сандалии, только металлические и с шипами. Первое упоминание подобного снаряжения для передвижения по горным ледникам я нашел у древнегреческого географа Страбона, который описывает кожаные сандалии с металлическими шипами у калхов - жителей горной Колхиды. А ледоруб - это средство выживания, как шутят альпинисты. На заре альпинизма, естественно в Альпах, горные проводники ходили с альпенштоками (палки с металлическим наконечником) и обыкновенными топорами для вырубания ступеней на ледовом склоне. Потом один известный альпинист взял и соединил палку и топор, и получился ледоруб. Об истории экспедиционного снаряжения я могу говорить часами, даже сутками, поскольку этим занимался профессионально последние 25 лет. Но этот рассказ не о горном снаряжении, а о женщинах в горах. Поэтому мы возвращаемся с вами на фирновый склон, где моя группа под моим руководством отрабатывает спуск. Я спускался первым, показывал. Участники моей группы повторяли, спускались за мной.

В любых сложных условиях очень важны четкие, короткие команды, которые часто спасают жизнь. Поэтому в сложных условиях альпинистских восхождений и перевальных походов все общаются на ТЫ. Так было всегда и в моей горной практике. Но случилось исключение. У меня в группе оказалась девочка из очень интеллигентной, московской семьи. Как ее занесло в наш московский Спартак, не знаю. Я был фанатом горной жизни, строгим и консервативным инструктором. Для меня горные традиции были превыше всего. У меня, как у инструктора, получалось все отлично, кроме одного - заставить эту девочку обращаться ко мне на ТЫ. Она выкала всем, тем самым вносила какую-то дисгармонию в нашу походную, можно сказать интимную жизнь. И вот, на этом склоне наступил момент истины. Когда я был внизу склона, за моей спиной, сверху раздался крик этой девушки: «Григорий Григорьевич! Извините, пожалуйста, я на Вас камень сбросила!» Хочу пояснить для моих уважаемых читателей, не знакомых с горной спецификой. Камни в горах не падают, они прыгают, как мячики. Камни подразделяются на типы по размерам. Например, есть «орехи», есть «утюги», есть «чемоданы», а есть «шкафы». На меня прыгала как мячик «тумбочка», и ее траектория проходила как раз посередине меня. Но я был к этому готов. Я сгруппировался, сжался, как пружина, на ногах - кошки, в руках - ледоруб, на голове - каска. Вот оно, то самое мгновение, которое делит будущее на ужас и кайф. Слава, Богу! Я успел отскочить и «тумбочка» запрыгала дальше по склону, набирая скорость и прыгучесть. Грохот эхом ушел за скалы. Наступила тишина, причем полная. Открою тайну, тишина - это рай для инструктора, когда аудитория жадно ждет слово своего учителя. И слово было! Точнее слова! Я говорил громко и четко трехэтажным, русским, отборным, я бы сказал даже изощренным матом. Все, что я знал и когда-либо слышал в общественных банях и пивных, от партийных начальников и колымских бичей - от всех любителей и знатоков русского мата, я прокричал вверх, где на крутом склоне, в окружении величественных скал замерла моя группа и милая, испуганная девочка.
Горы, группа и эта бедная девушка услышали мое конкретное мнение о женщинах в горах, о женщинах за рулем, о женщинах в политике, о женщинах-космонавтах, о девушках из интеллигентных московских семей, о девушках на обочинах дорог и прочее.

Бедная девушка. За несколько минут она узнала такую глубину, такую широту, такую многогранность русского языка, что три дня вообще не говорила. Я думаю, это был шок. А потом было зачетное восхождение. По правилам, самого слабого участника берет в свою связку инструктор. И я шел в одной связке с этой молчаливой девочкой. На крутом склоне она сорвалась. Ух! А может, ах! В одной альпинистской шуточной песне есть слова: «Булинь развяжется бесшумно, и крик растает в тишине: «А-а-а-а-а!», не доверяйте деве юной крепить перила на стене». Когда я вспоминаю этот срыв, я прочему-то вспоминаю эту песню, а потом, как говорит Андрей Рожков из Уральских пельменей, хожу и ржу. Простите меня, это неврология или психосоматика, а может и что-то еще. Она зацепилась одной кошкой за другую и заскользила по склону. Конечно, она забыла сразу все приемы самозадержания, она просто скользила, набирая скорость. Но я к этому был готов. Снаряжение выдержало, веревка смягчила рывок, и все закончилось интеллигентно, методически правильно и педагогически корректно. А вечером в лагере в моей палатке, как требует инструкция по первой помощи, я осмотрел и ощупал ее с головы до ног на предмет закрытых и открытых переломов, а потом обработал йодом ее синяки с большим удовольствием и нежностью. А потом, как требует инструкция по первой помощи для профилактики осложнений, мы пили из моей фляги 70-ти градусную настойку элеутерококка. Пили на брудершафт. Потом пили за здоровье. Потом пили за горы. Потом незаметно перешли на ТЫ. Потом… И это уже было без всяких инструкций.